МАКЕТ БЕРЕГА МАКЛАЯ В МИНИАТЮРЕ

Берег Маклая | Северо-восток о. Новая Гвинея | Мыс уединения (мыс Гарагасси).
0%
    Моя цель — польза и успех науки и благо человечества.

     (Н.Н. Миклухо-Маклай)

    Выбор места проживания и строительство хижины

    20 сентября (по старому стилю) 1871 г. после 10 месяцев плавания на корвете «Витязь» Н.Н. Миклухо-Маклай впервые высадился на северо-​восточном побережье Новой Гвинеи, где еще не ступала нога европейца.

    Капитан русского судна П.Н. Назимов предупредил путешественника, что не сможет оставаться в заливе больше семи дней, потому попросил поторопиться с выбором места для устройства жилища. Вместе с Н.Н. Миклухо-Маклаем он объехал на шлюпке побережье бухты Константина и предложил обосноваться вблизи песчаного пляжа, где в море впадал полноводный ручей. Но, узнав, что папуасы «оставляют здесь свои пироги, а недалеко обрабатывают плантации», Николай Николаевич предпочел иное, уже ранее облюбованное им место — на маленьком мыске Гарагасси, возле которого протекал ручеек, росла группа больших деревьев и располагались три тропинки, соединявшие побережье с поселениями жителей залива Астролябия. Путешественник решил поселиться в некотором отделении от деревень, чтобы, с одной стороны, не навязывать папуасам своего постоянного присутствия, а с другой — обеспечить себе столь ценимые им покой и тишину. Позднее Н.Н. Миклухо-Маклай назвал место своего постоянного пребывания — мысом Уединения.

    Командир «Витязя» приказал немедленно начать расчистку площадки и строительство хижины для Н.Н.Миклухо-Маклая. Тридцать матросов под наблюдением офицеров очистили на мыске участок от деревьев и кустарников, оставив возле возводимого жилища лишь два больших дерева, чтобы они давали тень и прохладу. Получилась площадка в 70 метров длины и 70 метров ширины, окаймленная с одной стороны морем, а с трех других сторон — густым лесом. Судовые плотники и столяры построили домик на сваях. Его стены снизу примерно наполовину были сколочены из досок, а сверху затянуты брезентовыми полотнищами, которые можно было скатывать. В строительстве помогали и два помощника Н.Н. Миклухо-Маклая — Ольсон (шведский матрос) и Бой (юноша с Ниуэ), которые прибыли с ним на Новую Гвинею.

    П.Н. Назимов также оставил путешественнику четырехвесельную шлюпку с парусом, чтобы он мог посещать береговые деревни, а при острой необходимости перебраться туда, где он сможет надеяться на большее гостеприимство.

    Утром 27 сентября «Витязь» развел пары и, подняв якорь, медленно отплыл от новогвинейского побережья, а на следующие почти полтора года местом жительства ученого стала небольшая хижина.

    Общее описание хижины

    Домик путешественника представлял собой деревянное здание с крышей из сплетенных пальмовых листьев, стоящее на сваях. Около неё развевался русский флаг, который был прикреплен к флагштоку, прибитому к высокому дереву, и даже было место для секретного хранения экспедиционных дневников Н.Н.Миклухо-Маклая в случае, если бы он не выжил в ходе своей экспедиции в еще неизведанный край Земли. Дневники русского ученого и по сей день остаются важным источником по этнографии Новой Гвинеи, непревзойденным во многих отношениях образцом и примером полевого этнографического исследования. [2 изобр. Хижина Н.Н. Миклухо-Маклая на мысе Гарагасси.

    Внутри хижина была разделена на 2 части: в одной части жил русский ученый, в другой — его помощники. Стоит отметить, что его слуги активно оказывали помощь русскому ученому лишь первое время: в дальнейшем они постоянно болели, а юноша Бой скончался. Путешественник также ухаживал своим слугой Уилсоном практически в ходе всего первого пребывания на Новой Гвинее. Более того, в моменты облегчения здоровя, Уилсон был просто парализован от страха перед туземцами и не отходил от хижины в течении всего пребывания на острове.

    В комнате ученого вдоль одной стены поставили большой стол, на котором разместили микроскоп, приборы для метеорологических и иных наблюдений, ящик с лекарствами и хирургическими инструментами, книги и зарисовки местных жителей. Например, благодаря таланту Н. Н. Миклухо-Маклая к рисованию, мы можем увидеть жизнь и быт островитян в XIX веке. В общей сложности насчитывает около 700 рисунков великого русского ученого, которые также являются ценным этнографическим и антропологическим источником, ведь они «отличаются точностью пропорций, тщательной прорисовкой деталей, ярко отражают как антропологический тип, так и человеческую индивидуальность».

    В проходе хижины располагалось удобное складное кресло русского ученого, которое ему подарила Великая княгиня Елена Павловна.

    Всё же у жилища были недостатки, например, постоянно протекающая крыша, над которой русский ученый и его помощники трудились часами на протяжении нескольких месяцев. Обдумывая причину течи, Н.Н. Миклухо-Маклай пришел к заключению, что виною тому не материалы и не кладка листьев, а слишком малая покатость крыши взв пример постройки у туземцев. Этот вывод был сделан в ходе пребывания русского ученого в деревнях папуасов, крыши хижин которых были сделаны под острым углом.

    Первое знакомство с бонгуанцами

    Будучи на северо-востоке Новой Гвинеи, Н.Н. Миклухо-Маклаю удалось наладить дружественный контакт и добрые отношения коренными жителям, папусами, а также освоить некоторые их языки. Своим терпением, доброжелательностью, отзывчивостью и отвагой русский ученый и путешественник завоевал доверие, любовь и преданность аборигенов. Фактически он «открыл» внешнему миру папуасов северо-восточного побережья Новой Гвинеи, которое впоследствии назвал Берегом Маклая «по праву первого европейца, поселившегося там, исследовавшего этот берег и добившегося научных результатов».

    Во время своих экспедиций по Юго-Восточной Азии и Океании, русский ученый тщательно и подробно описал хозяйство, быт, материальную культуру, нравы и обычаи местных жителей, уделяя особое внимание их самобытному искусству.

    На представленном макете вы можете увидеть ряд ключевых эпизодов из дневников ученого, свидетельствующих о его гуманизме.  Среди них следует особенно выделить момент первого знакомства Н.Н. Миклухо-Маклая с папуасами побережья. По прибытии на северо-восток острова ученый решил идти в одну из деревень, чтобы познакомиться с папуасами поближе. Несмотря на то, что русский ученый не знал, какого рода прием его там ожидает, он решил идти без оружия сразу определив, ч о в его исследованиях пистолет не помощник. Как только Миклухо-Маклай вошел в деревню, его встретила группа вооруженных копьями и луками. Затем несколько копий были подняты, и некоторые из папуасов приняли очень воинственную позу, как бы готовясь пустить копье и в сторону ученого полетели 2 стрелы. Такая реакция, как в последствии выяснилось, говорит не сколько об их агрессии, а наоборот о страхе, так как они впервые в жизни увидели белого человека. Реакция Н.Н. Миклухо-Маклая вошла была очень быстрой и неординарной, так как чтобы убедить местных жителей в мирных намерениях он не ответил агрессией, а расстелил циновку (плетёный настил) разместился на ней, снял обувь и поставил рядом с собой и как не в чем не бывало с растянулся на ней, закрыл глаза и уснул.

    Впоследствии Н.Н. Миклухо-Маклай запишет в своих дневниках, что проснулся, чувствуя себя очень освеженным, ведь он проспал почти два с лишним часа! Открыв глаза, он увидел нескольких папуасов, сидящих вокруг циновки. Они были без оружия и смотрели на него уже не так угрюмо, а наоборот, очень удивленно. Затем Н.Н. Миклухо-Маклай встал и, кивнув головой в разные стороны, направился к своей хижине. Благодаря этому случаю папуасы поняли, что русский ученый прибыл к ним с добрыми намерениями, однако отнеслись к таинственному пришельцу не как к простому смертному, а сначала как к опасной сущности, а после продолжительной дружбы с ним – как к обожествленному духу предков. Еще одним аргументом в пользу «сверхъестественности» Миклухо-Маклая стал светлый цвет его кожи, так как в мифологии многих новогвинейских этнических общностей светлая кожа — отличительный признак обитателей подземного мира мертвых или духов, живущих на небе.

    В начальный период вхождения Н.Н. Миклухо-Маклая в папуасский мир большую роль сыграли его дружественные, доверительные отношения с Туем. Этот житель Горенду почти ежедневно приходил в Гарагасси. Как сообщает ученый, он брал у Туя уроки «папуасского языка, на котором говорили в Бонгу, Горенду и Гумбу». От своего приятеля Маклай узнал названия многих речек, мысов и деревень и отразил их расположение на схематической карте, составленной с помощью Туя. В свою очередь, Николай Николаевич, используя немногие услышанные и выученные местные слова, пытался постепенно расширить кругозор своего приятеля. Скоро Туй, а за ним и другие жители окрестных деревень стали называть путешественника тамо русс — «человек из России». Позже, как будет сказано далее, у него появилось и другое прозвище — каарам тамо, или «человек с Луны».

    Посмотреть на жилище Н.Н. Миклухо-Маклая также приходили и приплывали в каноэ жители многих береговых и горных деревень. Впоследствии хижина русского ученого стала настоящим центром сбора папуасов окрестных деревень Горенду, Бонгу, Гумбу и даже обитатели прибрежных островов — Били-Били (Билбил), Ямбомбы (Ябоб) и расположенного к северо-западу от залива Астролябия более крупного острова Кар-Кар. «Экскурсоводом» при таких визитах выступал Туй. Он рассказывал гостям о Маклае и его спутниках, показывал, с разрешения путешественника, некоторые диковинные предметы. Николай Николаевич обнаружил, что его соседи, возбужденные и беспокойные, когда он посещал их деревни, приходя в Гарагасси, становились «более ручными» и даже позволяли «рассматривать, мерить и рисовать себя». Согласно дневниковым записям Н.Н. Миклухо-Маклая от 10 октября 1871 г.: «Люди из Били-Били с большим удивлением и интересом рассматривали все: кастрюли и чайник в кухне, мое складное кресло на площадке, небольшой столик там же; мои башмаки и полосатые носки возбудили их восторг. Они не переставали открывать рот, приговаривая протяжные «а-а-а…», «е-е-е…», чмокать губами, а в крайних случаях вкладывать палец в рот. Гвозди им также понравились. Я дал им, кроме гвоздей, несколько бус и по красной тряпке, к великой досаде Ульсона, которому не нравилось, что я раздаю вещи даром и что гости пришли без подарков».

    «Маклай, не поджигай море»

    Со временем Н.Н. Миклухо-Маклай решил увеличить помещение своей хижины. В 1872 г. он заменил высокое крыльцо верандой, которая стала его обычным место для работы днем: там было светло и можно говорить с папуасами, не двигаясь с места. Кроме того, с веранды открывался прелестный вид на море и на ней русский ученый находился часами, обрабатывая результаты своих исследований.

    Однако Н.Н. Миклухо-Маклай не переставал удивлять папуасов демонстрацией своих «сверхъестественных способностей». В данном случае особенно интересен эпизод, произошедший именно у той самой веранды, когда несколько папуасов вместе с первым другом Н.Н. Миклухо-Маклая на Новой Гвинее — Туем — в очередной пришли к хижине русского ученого, как раз к той самой веранде, а тот решил «сделать опыт над их впечатлительностью».

    Н.Н. Миклухо-Маклай взял блюдечко из-под чашки чая и позвал своих гостей, налил туда воды, сам отпил немного и дал попробовать одному из папуасов, который также убедился, что это была вода. Затем добавил к воде на блюдечке спирта, внешне не отличающегося от воды, и поджёг его. Папуасы открыли рот, подняли брови и отступили на несколько шагов. Для них это был шок. Тогда русский ученый брызнул горящий спирт из блюдца на землю: он продолжал гореть. Папуасы отскочили, боясь, что и на них Н.Н. Миклухо-Маклай брызнет огнем и убежали в деревню. Через очень короткое время они показались снова и на этот раз уже целой толпой — это были жители окрестных деревень. Пришедшие узнали от Туя о горящей воде, и всем хотелось ее видеть. Туй упрашивал показать всем, «как горит вода».  Когда Н.Н. Миклухо-Маклай исполнил эту просьбу, эффект был неописуемый: большинство бросилось бежать, прося русского ученого «не зажечь моря». Многие остались стоять, будучи настолько изумленными и испуганными, что их ноги буквально застыли на месте. Когда напряжение спало, новогвинейцы после такого зрелища неустанно приглашали Н.Н. Миклухо-Маклая к себе в деревни.

    Авторитет тамо боро русс значительно возрос. К нему всё чаще стали приходить жители окрестных селений, в том числе с просьбами излечить их от разных болезней. Благодаря своему медицинскому образованию, Н.Н. Миклухо-Маклай смог оказать ценную помощь своим друзьям.

    К декабрю 1872 года к берегам северо-востока Новой Гвинеи пришел за Н.Н. Миклухо-Маклаем прибыл клипер «Изумруд», но русский ученым пообещал папуасам вернуться и сдержал свое обещание, совершив еще две экспедиции на Берег Маклая в 1876–1877 и 1883 гг. Во время второй экспедиции он жил в построенной папуасами хижине на мыске Бугарлом в нескольких минутах ходьбы от деревни Бонгу относительно не далеко всего в нескольких километрах от мыса Уединения где он прожил в свою первую свою экспедицию.

    После третьей экспедиции, перед отплытием на корвете «Скобелев», тамо русс созвал представителей всех окрестных деревень и сообщил им о своем намерении покинуть на некоторое время Берег Маклая. Ученый посоветовал жителям при появлении европейского судна отсылать женщин и детей в горы, а самим соблюдать крайнюю осторожность, так как у белых наверняка будет огнестрельное оружие. Затем он сообщил собравшимся условные знаки, по которым обитатели этого берега смогут отличить «друзей от недругов». Островитяне плакали, расставаясь с Маклаем.

    Современность

    В настоящее время Фонд сохранения этнокультурного наследия им. Миклухо-Маклая поддерживает тесный контакт с жителями Берега Маклая, которые в дань памяти Н.Н. Миклухо-Маклая сохраняют мемориал на месте первого пребывания ученого.

    Экспедиции по следам Н.Н.Миклухо-Маклая под руководством Н.Н.Миклухо-Маклая младшего позволил сохранить преемственность в изучении Берега Маклая, Новой Гвинеи и наладить культурные, образовательные контакты, способствующие сохранению памяти об отечественном исследователе и вкладе России в изучении мира.

    Так или иначе, всё вышеперечисленное стало возможным благодаря той памяти о великом русском ученом-гуманисте Н.Н. Миклухо-Маклае, которую новогвинейцы сохранили в своих сердцах даже спустя полтора века. Это еще раз доказывает, насколько важно уважительное отношение к людям.

    Представленный макет Берега Маклая и ближайших деревень показывает нам сразу несколько сюжетов, которые подробно описаны в статьях на данной странице.

    Молодость Н.Н. Миклухо-Маклая и идея экспедиции на Новую Гвинею

    Н.Н. Миклухо-Маклай вошел в мировую и отечественную историю как выдающийся ученый, путешественник, мыслитель и общественный деятель. Как писал он в своих трудах: «Единственная цель моей жизни – польза и успех науки, и благо человечества».
    Будущий всемирно известный исследователь родился в 1846 г. в селе Языково-Рождественское Новгородской губернии. В студенческие годы Миклухо-Маклай искал себя – учился в Санкт-Петербурге и Германии, в том числе на медицинском факультете. Ученый прекрасно осознавал, что для дальнейших исследований ему понадобятся знания сразу в нескольких областях науки. С 20 до 23 лет, будучи студентом, он совершал экспедиции в Северную Африку для изучения морской фауны – исследовал губок и акул.
    После возращения в Петербург Миклухо-Маклай представил Русскому географическому обществу (РГО) свой проект экспедиции на Тихий океан, в ходе которой ученый изначально планировал изучить его северную часть, но затем замыслы Миклухо-Маклая существенно изменились. Ознакомление с научной литературой, беседы и переписка с ведущими отечественными и мировыми учеными навели его на мысль, что исследования целесообразно начинать с Новой Гвинеи – огромного острова в южной части Тихого океана, который в то время для европейцев фактически оставался неизведанной частью земного шара.

    Путь по Океании к Новой Гвинее

    Изучению Океании Н.Н. Миклухо-Маклай посвятил всю свою жизнь. 8 ноября 1870 г. в возрасте 24 лет ученый отправился на корвете «Витязь» в свою первую экспедицию на Новую Гвинею. На пути к заветному острову русский ученый провел ряд исследований на других островах Океании, которые не утратили актуальность и в наши дни. Наконец, на 316-й день (10-й месяц) плавания корвет «Витязь» с Миклухо-Маклаем на борту достиг берегов Новой Гвинеи. Это произошло 19 сентября 1871 г.

    Прибытие на Новую Гвинею

    3 октября (20 сентября по старому стилю) 1871 г. Н.Н. Миклухо-Маклай впервые высадился на северо-восточном побережье Новой Гвинеи, где еще не ступала нога европейца. Во время своей первой экспедиции ученый пробыл здесь 15 месяцев и впоследствии назвал это место Берегом Маклая. Затем исследователь еще дважды совершал экспедиции в эти места (в 1876—1877 и 1883 гг.) и подружился с жителями новогвинейских деревень (Горенду, Бонгу и Гумбу), выучил их язык, установил с ними добрые отношения, а также активно проводил этнографические и антропологические исследования.

    Экспедиционный костюм Н.Н. Миклухо-Маклая

    Н.Н. Миклухо-Маклай высадился на северо-восточное побережье в экспедиционном тропическом костюме, копия которого продемонстрирована на данной выставке. Несмотря на то что он явно уступает по функциональности современной экипировке, костюм все же обладал рядом необходимых для экспедиций свойств. Например, был сшит из плотной ткани, что могло обезопасить от укусов насекомых и змей, а также тесно прилегал к телу, что предотвращало их попадание под костюм.

    О папуасах (новогвинейцах)

    Говоря о Новой Гвинее, стоит немного рассказать о ее коренном населении – папуасах, хотя правильнее говорить «новогвинейцы».
    Папуасы населяют Новую Гвинею десятки тысяч лет. Ныне их численность составляет около 10 млн человек. Говоря о внешних признаках жителей деревни Бонгу (северо-восточное побережье Новой Гвинеи, Берег Маклая), где проводил свои исследования Миклухо-Маклай, можно выделить следующие характерные черты: темный цвет кожи, курчавые волосы, сравнительно большая ширина носа и невысокий рост. Само название «папуас» происходит от малайского слова «папува» (курчавый). Так называют малайцы (народ, проживающий в Юго-Восточной Азии) жителей Новой Гвинеи за их курчавые густые волосы, образующие одну сплошную массу.
    Интересно, что Миклухо-Маклай, который не отличался высоким ростом (164 см), был одного роста, а то и выше новогвинейцев.

    Встреча с Туем

    Первого коренного жителя-папуаса, которого встретил на Новой Гвинее Миклухо-Маклай, звали Туй. Именно он стал в дальнейшем главным посредником Миклухо-Маклая при общении с обитателями прибрежных деревень, а также его проводником на Берегу Маклая. Будучи на Новой Гвинее, русский ученый удивлялся числу называемых Туем наименований – каждый мысок и ручеек имели специальное туземное географическое название. Миклухо-Маклай записывал их на листе бумаги и здесь же сделал набросок всей бухты, намечая относительное положение деревень. Затем Миклухо-Маклай несколько раз проверял произношение названий деревень, прочитывая их громко, а Туй поправлял его, причем не только наименования, но и сам набросок карты.
    Благодаря экспедициям Н.Н. Миклухо-Маклая на северо-восточном побережье Новой Гвинеи появились десятки русских названий географических объектов, названных ученым. Самое знаменитое, которое и по сей день хранят папуа-новогвинейцы, – это Берег Маклая, а на мировых картах и в наши дни сохранился пролив Витязь.

    Гуманистические идеи

    Важно понимать, что Миклухо-Маклай выстраивал контакт с местными жителями, людьми так называемого «каменного века», которые еще не знали, что такое железо, на уважении к их культуре и образу жизни, а не через страх.
    К сожалению, во времена Н.Н. Миклухо-Маклая о папуасах ходили самые фантастические слухи. Дело в том, что многие видные зарубежные антропологи пытались доказать, что человеческие расы неравноценны, что разница в культурном уровне народов объясняется их врожденными свойствами. Эти теории были взяты на вооружение рабовладельцами и стали использоваться для оправдания колониальной экспансии. Папуасам, бушменам и другим культурно «отсталым от европейцев» народам эти псевдоученые отводили роль «промежуточного звена» между европейцами и их животными предками. Причем они опирались на абсурдные доводы о «пучкообразном» росте волос и «шершавости» кожи новогвинейцев, которые, как показали исследования Миклухо-Маклая, оказались абсолютной ложью.
    В ходе своих экспедиций на северо-восточное побережье Новой Гвинеи русский ученый шаг за шагом находил неопровержимые доказательства того, что местные жители по своим физическим и психическим свойствам не отличаются от европейцев.

    ХИЖИНА Н.Н. МИКЛУХО-МАКЛАЯ И ИСТОРИИ ИЗ ЭКСПЕДИЦИЙ
    НА О-В НОВАЯ ГВИНЕЯ (МАКЕТ)

    О хижине

    Местом жительства Н.Н. Миклухо-Маклая на северо-восточном побережье Новой Гвинеи стала хижина, которую он построил с помощью русских моряков. Хижина была расположена на мысе Гарагасси (мыс Уединения), так как это место показалось ученому вполне удобным из-за близости к воде, уединенности, а также из-за близкого расположения к тропинке, соединявшей деревни жителей Берега Маклая.
    Сама хижина представляла собой деревянное здание с крышей из сплетенных пальмовых листьев. Около строения также было место для секретного хранения экспедиционных дневников русского ученого в случае, если бы он не выжил в ходе своей экспедиции в еще неизведанный край Земли. Дневники Н.Н. Миклухо-Маклая и по сей день остаются непревзойденным источником по этнографии Новой Гвинеи.
    Внутри хижина была разделена на 2 части: в одной жил ученый, в другой – его помощники Ольсон (шведский матрос) и Бой (юноша с о-ва Ниуэ). Поначалу они активно помогали Миклухо-Маклаю в обустройстве на острове, но лишь первое время, так как затем они постоянно болели, а Бой даже скончался во время пребывания на Новой Гвинее.
    В проходе хижины располагалось удобное складное кресло исследователя, которое ему подарила великая княгиня Елена Павловна. Внутри хижины лежали его зарисовки местных жителей и книги. Благодаря таланту Н. Н. Миклухо-Маклая к рисованию, мы можем увидеть жизнь и быт островитян в XIX веке. В общей сложности насчитывается около 700 рисунков великого русского ученого, которые также являются ценным этнографическим и антропологическим источником, ведь они «отличаются точностью пропорций, тщательной прорисовкой деталей, ярко отражают как антропологический тип, так и человеческую индивидуальность».
    Несмотря на удобство хижины, у нее все же были недостатки, например, постоянно протекающая крыша, за ремонтом которой Н.Н. Миклухо-Маклай и его помощники трудились часами на протяжении нескольких месяцев. Обдумывая причину течи и сравнивая с крышами жилищ папуасов, ученый пришел к заключению, что виною тому не материалы и не кладка листьев, а слишком малая покатость крыши.

    Знакомство Н.Н. Миклухо-Маклая с новогвинейцами

    Особенно ярко гуманистическую направленность всей экспедиции Миклухо-Маклая демонстрируют несколько эпизодов из его дневников, в том числе момент знакомства путешественника с новогвинейцами. По прибытии на северо-восточное побережье острова ученый решил идти в одну из деревень, чтобы познакомиться с папуасами поближе. Несмотря на то что путешественник не знал, какого рода прием его там ожидает, он решил идти туда невооруженным – ведь он шел с благими намерениями.
    Как только Миклухо-Маклай вошел в деревню, его встретила группа вооруженных копьями и луками папуасов, затем в сторону ученого кто-то из них пустил две стрелы. Такая реакция местных жителей говорит не столько об их агрессии, сколько о страхе, так как они впервые в жизни увидели белого человека и хотели понять его ответную реакцию на их действия.
    Чтобы убедить местных жителей в мирных намерениях, Миклухо-Маклай не ответил агрессией, а вытащил из своего багажа циновку, лег на нее, закрыл глаза и уснул. Впоследствии Н.Н. Миклухо-Маклай запишет в своих дневниках, что проснулся, чувствуя себя очень освеженным, ведь он проспал почти два с лишним часа! Открыв глаза, он увидел нескольких папуасов, сидящих вокруг циновки. Они смотрели на него уже не так угрюмо, а скорее, очень удивленно.
    Впоследствии сблизившись и подружившись с жителями деревень Бонгу, Горенду и Гумбу, научившись объясняться на их языке, установив добрые отношения с обитателями многих других деревень Берега Маклая, русский ученый смог широко развернуть этнографические и антропологические исследования. Миклухо-Маклай тщательно и подробно описал хозяйство и материальную культуру своих новогвинейских друзей, их повседневный быт, нравы и обычаи, уделил особое внимание их самобытному искусству.

    Веранда хижины и просьба «не поджигать море»

    Веранда хижины, с которой открывался прелестный вид на море, была обычным местом работы Миклухо-Маклая – здесь он проводил часы, обрабатывая результаты своих исследований.
    Примечательно, что с самого начала жители Берега Маклая отнеслись к Миклухо-Маклаю не как к простому смертному: сначала как к опасной сущности, а после продолжительной дружбы с ним – как к обожествленному духу предков. Еще одним аргументом в пользу «сверхъестественности» Миклухо-Маклая стал светлый цвет его кожи, так как в мифологии многих новогвинейских общностей светлая кожа – это отличительный признак обитателей подземного мира мертвых или, наоборот, духов, живущих на небе.
    Русский ученый не переставал удивлять папуасов демонстрацией своих «сверхъестественных способностей». В этом случае особенно интересен эпизод именно у той самой веранды, когда двое папуасов вместе с Туем в очередной раз пришли к хижине путешественника, а тот решил «сделать опыт над их впечатлительностью». Миклухо-Маклай взял блюдечко из-под чашки чая и позвал своих гостей. Затем налил туда воды, сам отпил немного и дал попробовать одному из папуасов, который также убедился, что это была вода. Затем прилил к воде на блюдечке несколько капель спирта и зажег его, после чего новогвинейцы открыли рот, подняли брови и отступили на несколько шагов. Тогда русский ученый брызнул горящий спирт из блюдца, и он продолжал гореть на лестнице и даже на земле. Папуасы отскочили, боясь, что и на них Миклухо-Маклай брызнет огнем и убежали в деревню. Потом они показались снова и на этот раз не одни, а с жителями окрестных деревень. Туй упрашивал показать всем, «как горит вода». Когда Н.Н. Миклухо-Маклай исполнил эту просьбу, большинство бросилось бежать, прося русского ученого «не зажигать моря». Многие остались стоять, будучи настолько изумленными и испуганными, что их ноги буквально застыли на месте. После этого случая популярность Н.Н. Миклухо-Маклая сильно возросла, и, когда напряжение спало, новогвинейцы начали наперебой приглашать ученого к себе в деревни.
    Пребывая на острове, Миклухо-Маклай начал вводить различные сельскохозяйственные культуры и орудия труда для улучшения рациона питания и облегчения быта жителей Берега Маклая. Например, первым делом он подарил папуасам железный топор. Так, в языках папуасов появились фонетически измененные русские слова – схапор (топор), гугрус (кукуруза) и абрус (дыня, первоначально, возможно, арбуз). В результате в представлениях папуасов сложился образ Н.Н. Миклухо-Маклая как настоящего героя, который несет людям новые познания и навыки.

    МАКЕТ БЕРЕГА МАКЛАЯ (ПЯТЬ СЮЖЕТОВ)

    Макет выполнен в художественно-реалистичной пейзажной манере из долговечных, влагоустойчивых материалов. Исторически, этнографически и натуралистически является достоверным. На макете отображен ландшафт: океан, берег и мыс, где находилась хижина, поляна, морской берег с воспроизведением морского прибоя, морское дно, ручей, часть деревенской поляны, тропический лес с показом местной флоры. Включены строения, хижина Н.Н. Миклухо-Маклая с предметами: стол, кресло, сундук, нары, ткани, горшки, чайник, оружие, инструменты, книги, украшения и т.п., деревенские жилые хижины, мужской дом папуасов. Представлены персонажи: Н.Н. Миклухо-Маклай, Туй, папуасы на поляне, в деревне и у костра, с рыбой у лодки.

    Первая историческая встреча российского ученого с коренными жителями северо-восточного побережья о. Новая Гвинея

    В 1871 г. Н.Н. Миклухо-Маклай на борту русского корвета «Витязь» прибыл к северо-восточному побережью Новой Гвинеи (Берег Маклая). 20 сентября молодой ученый высадился на новогвинейский берег, которому было суждено войти в историю мировой и отечественной науки как «Берег Маклая». Спустя несколько дней Николай Николаевич окончательно обосновался в хижине на мыске Гарагасси, он решил пойти в ближайшую деревню, чтобы поближе познакомиться с ее обитателями.

    «Проснувшись до рассвета, решил идти в одну из деревень мне очень хочется познакомиться с туземцами ближе. Отправляясь, я остановился перед дилеммою: брать или не брать револьвер? Я, разумеется, не знал, какого рода прием меня ожидает в деревне, но, подумав, пришел к заключению, что этого рода инструмент никак не может принести значительной пользы моему предприятию. Употреби его в дело при кажущейся крайней необходимости, даже с полнейшим успехом, т. е. положи я на месте 6 человек, очень вероятно, что в первое время после такой удачи страх оградит меня; но надолго ли? Желание мести, многочисленность туземцев в конце концов превозмогут страх перед револьвером. Затем размышления совершенно иного рода укрепили мое решение идти в деревню невооруженным. Мне кажется, что заранее человек не может быть уверен, как он поступит в каком-нибудь дотоле не испытанном им случае. Я не уверен, как я, имея револьвер у пояса, отнесусь, например, сегодня, если туземцы в деревне начнут обращаться со мною неподходящим образом, смогу ли я остаться совершенно спокойным и индифферентным на все любезности папуасов. Но я убежден, что какая-нибудь пуля, пущенная некстати, может сделать достижение доверия туземцев невозможным, т. е. совершенно разрушить все шансы на успех предприятия. Чем более я обдумывал мое положение, тем яснее становилось мне, что моя сила должна заключаться в спокойствии и терпении. Я оставил револьвер дома, но не забыл записную книжку и карандаш» — записал путешественник в своем экспедиционном дневнике 5 октября 1871 г.

    Хижина Н.Н. Миклухо-Маклая как раз располагалась рядом с лесными тропинками, ведущими сразу в несколько папуасских деревень — Горенду, Бонгу и Гумбу. В первый раз она привела исследователя к деревне Бонгу. Момент первого знакомства Миклухо-Маклая с бонгуанцами ярко описан в его дневниках: «Я был так погружен в раздумье о туземцах, которых еще почти что не знал, о предстоящей встрече, что был изумлен, когда очутился, наконец, около деревни, но какой я не имел и понятия. Слышались несколько голосов мужских и женских. Я остановился для того, чтобы сообразить, где я и что должно теперь случиться. Пока я стоял в раздумье, в нескольких шагах от меня появился мальчик лет 14 или 15. Мы молча с секунду поглядели в недоумении друг на друга… Говорить я не умел, подойти к нему значило напугать его еще более. Я продолжал стоять на месте. Мальчик же стремглав бросился назад в деревню. Несколько громких возгласов, женский визг и затем полнейшая тишина.

    Я вошел на площадку. Группа вооруженных копьями людей стояла посредине, разговаривая оживленно, но вполголоса между собою. Другие, все вооруженные, стояли поодаль; ни женщин, ни детей не было — они, вероятно, попрятались. Увидев меня, несколько копий были подняты, и некоторые из туземцев приняли очень воинственную позу, как бы готовясь пустить копье. Несколько восклицаний и коротких фраз с разных концов площадки имели результатом, что копья были опущены. Усталый, отчасти неприятно удивленный встречей, я продолжал медленно подвигаться, смотря кругом и надеясь увидеть знакомое лицо. Такого не нашлось. Я остановился около барлы, и ко мне подошли несколько туземцев. Вдруг пролетели, не знаю, нарочно ли или без умысла, одна за другой 2 стрелы, очень близко от меня. Стоявшие около меня туземцы громко заговорили, обращаясь, вероятно, к пустившим стрелы, а затем, обратившись ко мне, показали на дерево, как бы желая объяснить, что стрелы были пущены с целью убить птицу на дереве. Но птицы там не оказалось, и мне подумалось, что туземцам хочется знать, каким образом я отнесусь к сюрпризу, вроде очень близко меня пролетавших стрел. Я мог заметить, что как только пролетела первая стрела, много глаз обратились в мою сторону, как бы изучая мою физиономию. Но, кроме выражения усталости и, может быть, некоторого любопытства, вероятно, ничего не открыли в ней. Я в свою очередь стал глядеть кругом — все угрюмые, встревоженные, недовольные физиономии и взгляды, как будто говорящие, зачем я пришел нарушить их спокойную жизнь. Мне самому как-то стало неловко: на что прихожу я стеснять этих людей. Никто не покидал оружия, за исключением двух или трех стариков. Число туземцев стало прибывать, кажется, другая деревня была недалеко, и тревога, вследствие моего прихода, дошла и туда. Небольшая толпа окружила меня; двое или трое говорили очень громко, как-то враждебно поглядывая на меня. При этом, как бы в подкрепление своих слов, они размахивали копьями, которые держали в руках. Один из них был даже так нахален, что копьем при какой-то фразе, которую я, разумеется, не понял, вдруг размахнулся и еле-еле не попал мне в глаз или в нос. Движение было замечательно быстро, и, конечно, не я был причиною того, что не был ранен, так как я не успел двинуться с места, где стоял, а ловкость и верность руки туземца, успевшего остановить конец копья своего в нескольких сантиметрах от моего лица. Я отошел шага на два в сторону и мог расслышать несколько голосов, которые неодобрительно (как мне, может быть, показалось) отнеслись к этой бесцеремонности. В эту минуту я был доволен, что оставил револьвер дома, не будучи уверен, так же ли хладнокровно отнесся я ко второму опыту, если бы мой противник вздумал его повторить.

    Мое положение было глупое: не умея говорить, лучше было бы уйти, но мне страшно захотелось спать. Домой идти далеко. Отчего же не спать здесь? Все равно, я не могу говорить с туземцами, и они не могут меня понять.

    Недолго думая, я высмотрел место в тени, притащил туда новую циновку (вид которой, кажется, подал мне первую мысль — спать здесь) и с громадным удовольствием растянулся на ней. Закрыть глаза, утомленные солнечным светом, было очень приятно. Пришлось, однако же, полуоткрыть их, чтобы развязать шнурки башмаков, расстегнуть штиблеты, распустить пояс и найти подложить что-нибудь под голову. Увидел, что туземцы стали полукругом в некотором отдалении от меня, вероятно, удивляясь и делая предложения о том, что будет далее.

    Одна из фигур, которую я видел пред тем, как снова закрыл глаза, оказалась тем самым туземцем, который чуть не ранил меня. Он стоял недалеко и разглядывал мои башмаки.

    Я припомнил все происшедшее и подумал, что все это могло бы кончиться очень серьезно, и в то же время промелькнула мысль, что, может быть, это только начало, а конец еще впереди. Но если уж суждено быть убитым, то все равно, будет ли это стоя, сидя, удобно лежа на циновке или же во сне. Далее подумал, что если пришлось бы умирать, то сознание, что при этом 2, 3 или даже 6 диких также поплатились жизнью, было бы весьма небольшим удовольствием. Был снова доволен, что не взял с собою револьвер.

    Когда я засыпал, голоса птиц заняли меня; резкий крик быстро летающих лори несколько раз заставлял меня очнуться; оригинальная жалобная песня «коки» <…> а , напротив, наводила сон; треск цикад также нисколько не мешал, а способствовал сну.

    Мне кажется, я заснул скоро, так как встал очень рано и, пройдя часа 2 почти все по солнцу, с непривычки чувствовал большую усталость и в особенности усталость глаз от яркого дневного света.

    Проснулся, чувствуя себя очень освеженным. Судя по положению солнца, должно было быть по крайней мере третий час. Значит, я проспал два часа с лишком. Открыв глаза, я увидел нескольких туземцев, сидящих вокруг циновки шагах в двух от нее; они разговаривали вполголоса, были без оружия и смотрели на меня уже не так угрюмо. Я очень пожалел, что не умею еще говорить с ними, и решил идти домой, приведя мой костюм в порядок; эта операция очень заняла окружавших меня папуасов. Затем я встал, кивнул головой в разные стороны и направился по той же тропинке в обратный путь, показавшийся мне теперь короче, чем утром».

    Этот поразительный эпизод может показаться выдуманным, но папуасы Берега Маклая, в особенности деревни Бонгу, до сих пор помнят его. Об этом новогвинейцы рассказали отечественным ученым в ходе экспедиций на Берег Маклая в 1971, 1977, 2017 и 2019 гг.

    Ученый за работой, проводит записи своих исследований

    В ходе своих экспедиций на северо-восток Новой Гвинеи (1871—1872, 1876—1877 и 1883 гг.) Николай Николаевич совершил множество открытий в самых различных научных областях. Самое принципиальное значение имело антропологическое изучение папуасов, ради которого прежде всего он отправился на Новую Гвинею. Николай Николаевич с особой тщательностью искал признаки, которые многие научные авторитеты того времени рассматривали в качестве специфических особенностей папуасской расы. Однако ученые, сами никогда не видевшие коренных новогвинейцев или наблюдавшие их с палубы корабля, утверждали, будто папуасы обладают рядом «обезьяноподобных» черт. Утверждалось, что у папуасов волосы на голове растут пучками, кожа отличается особой шершавостью и др. Русский ученый считал своим долгом проверить эти утверждения — и в итоге опроверг их. Изучив волосяной покров жителей Бонгу, он записал в дневник: «Волосы растут, как я убедился, у папуасов не группами или пучками, как можно прочесть во многих учебниках по антропологии, а совершенно так же, как у нас. Это для многих, может быть, очень незначительное наблюдение разогнало мой сон и привело меня в приятное настроение духа». Николай Николаевич проводил измерение голов, описывал физиологические особенности, брал образцы волос, определял по специальной шкале цвет их кожи.  Шаг за шагом он устанавливал, что местные жители по своей физической организации существенно не отличаются от европейцев. Но, пожалуй, еще важнее было то, что путешественник обнаружил большое сходство между папуасами и европейцами во всем, что касается психических свойств. В своих дневниках и статьях Миклухо-Маклай называет лица папуасов добрыми, мягкими, умными, радуется их трудолюбию, честности и смышлености, подчеркивает, что они легко перенимают новое. «Все украшения и обтеску им приходится делать камнем, обточенным в виде топора, костями, также обточенными, осколками раковин или кремнем» и можно только удивляться, как с помощью таких первобытных инструментов они строят порядочные хижины и пироги, не лишенные иногда довольно красивых орнаментов».

    «На мою долю, выпало редкое счастье наблюдать население, жившее еще полностью вне сношения с другими народами и притом на такой стадии развития цивилизации, когда все орудия труда и оружие изготовляются из камня, кости и дерева. Еще в Европе я избрал для своего будущего пребывания восточное побережье Новой Гвинеи как наименее известное и где папуасская раса сохранилась в наиболее чистом виде. Последнее предположение действительно оправдалось: я не нашел у туземцев никакой примеси чуждой крови; поэтому наблюдения, которые мне удалось сделать над моими соседями, могут иметь ценность при изучении всей папуасской расы».

    И ученый воспользовался этой возможностью. Он тщательно и подробно описал в дневниках и статьях хозяйство и материальную культуру своих темнокожих друзей, их повседневный быт, нравы и обычаи, уделил много внимания их самобытному искусству. Несмотря на несовершенство его методики, эти материалы остаются и по сей день важным источником по этнографии Новой Гвинеи, уникальным образцом полевой работы в тропиках, среди людей каменного века.

    Николай Николаевич с большой тщательностью составлял словарики ключевых слов диалектов жителей Берега Макая. На северо-востоке Новой Гвинеи он столкнулся с множеством языковых барьеров, так как в районе залива Астролябия папуасы употребляли не менее пятнадцати языков, зачастую сильно отличавшихся друг от друга. «Жители деревень, находящихся на расстоянии часа ходьбы одна от другой, говорят иногда на столь различных диалектах, что почти не понимают друг друга, — писал путешественник в своих экспедиционных дневниках.

    В трудах Н.Н. Миклухо-Маклая также встречается много интересных наблюдений о социальном строе папуасов. Путешественник установил, что обитатели каждой деревни составляли общину, в которой господствовали принципы коллективизма, что в такой общине не было имущих и неимущих. «В этой общине, не было начальников, не было богатых и бедных, почему не было ни зависти, ни воровства, ни насилия. Легкость добывания средств к существованию не заставляла их много трудиться, почему выражения злобы, ожесточения, досады не имели места. Название, которое я дал целому архипелагу: «Архипелаг довольных людей» — свидетельствует о том впечатлении».

    которое произвела на меня мирная жизнь островитян.». Как видно из записей Миклухо-Маклая, местные жители не имели ни наследственных, ни выборных вождей. Но из среды общинников стихийно выделялись «большие люди» (тамо боро), пользовавшиеся авторитетом благодаря своему воинскому искусству, успехам в хозяйственной деятельности или знанию магического ритуала. «Люди слушаются не их приказания, но их совета или мнения» — отмечал Николай Николаевич в дневниках.

    Всё же главную роль во время вхождения Н.Н. Миклухо-Маклая в папуасский мир сыграли его дружественные, доверительные отношения с Туем. Лидер д. Горенду почти ежедневно приходил в Гарагасси. Как сообщает ученый, он брал у Туя уроки «папуасского языка, на котором говорили в Бонгу, Горенду и Гумбу». От своего приятеля Маклай узнал названия многих речек, мысов и деревень и отразил их расположение на схематической карте, состав ленной с помощью Туя. В свою очередь, Николай Николаевич, используя немногие услышанные и выученные местные слова, пытался постепенно расширить кругозор своего приятеля. «Туй, кажется, начинает очень интересоваться географией, — записал в феврале 1872 года Миклухо-Маклай, — и повторял за мной имена частей света и стран, которые я ему показывал на карте; но очень вероятно, что он считает Россию немного больше Бонгу или Били-Били». Скоро Туй, а за ним и другие жители окрестных деревень стали называть путешественника тамо русс — «человек из России».

    Будучи на Берегу Маклая исследователь уделял много внимания и естественно-научным изысканиям, прежде всего метеорологическим наблюдениям, которые до него на Новой Гвинее стационарно не проводились. Описав свой рабочий день в октябре 1871 года, Н.Н. Миклухо-Маклай знакомит нас с распорядком своих исследований: «Около 7 часов записываю температуру воздуха, воды в ручье и в море, высоту прилива, высоту барометра, направлением силу ветра, количество испарившейся воды в эвапориметре, вынимаю из земли зарытый на один метр глубины термометр и записываю его показание. Окончив метеорологические наблюдения, отправляюсь или на коралловый риф за морскими животными или в лес за насекомыми. С добычей сажусь за микроскоп или кладу в спирт собранных насекомых, или же принимаюсь за какую-нибудь другую работу до 11. <…> В 8 часов иду в комнату и, зажегши свою небольшую лампочку (более похожую на ночник, чем на лампу), записываю происшествия дня в дневник. В 8—9 часов опять метеорологические наблюдения». Несмотря ни на что, Николай Николаевич вел и записывал эти наблюдения на протяжении всего пребывания на побережье залива Астролябия.

    Однако на Берегу Маклая исследователь страдал от постоянных приступов малярии! Несмотря на предательскую слабость в руках и ногах, головокружение и упадок сил после очередного приступа, он, спотыкаясь, спускался к ручью за водой, собирал сухие ветки для очага, чтобы приготовить чай и сварить бобы или рис, не прекращал метеорологические наблюдения. Тут снова проявилась его удивительная способность превозмогать себя, мобилизовывать в экстремальных условиях все скрытые резервы своего организма, чтобы ценой максимального напряжения сил не только удовлетворять повседневные потребности, но и продолжать научные исследования.

    Н.Н. Миклухо-Маклай также положил начало изучению животного мира Новой Гвинеи. В его дневниках можно найти много интересных наблюдений над сумчатыми (древесными кенгуру, бандикутами и др.), птицами, крокодилами, ящерицами, рыбами, известковыми губками. По мере возможности он собирал материал для продолжения своих сравнительно-анатомических исследований: препарировал черепа и скелеты, помещал в консервирующие жидкости мозги и целые тушки животных. Исследователь бродил в часы отлива по рифу, выискивал в расщелинах известковые губки, собирая сачком на морской поверхности медуз, сифонофоров, рачков и других простейших морских животных.

    Жизнь и быт коренных жителей Берега Маклая, приготовление пищи

    Будучи на северо-востоке Новой Гвинеи, Н.Н. Миклухо-Маклай искренне стремился помочь своим друзьям из новогвинейских деревень. Так, например, чтобы разнообразить их пищевой рацион и прекратить их хроническое недоедание, в 1876 г. путешественник привез в Бонгу несколько домашних животных, семена и саженцы неизвестных им культурных растений. Среди них — хлебное дерево, манго, апельсин, лимон, ананас. В зарослях был расчищен новый земельный участок и разведен огород, причем Миклухо-Маклай попытался объяснить бонгуанцам, как выращивать и употреблять в пищу эти растения. Кроме того, Николай Николаевич привез зерна кофе, который лучше растет в более сухом и прохладном климате. Он вручил этот ценный подарок своему старому знакомому Саулу — тамо боро Бонгу и посоветовал использовать зерна в меновой торговле с обитателями горных деревень, причем просил сообщить горцам, что Саул получил их от тамо русс Маклая. Большинство культурных растений, привезенных путешественником, прижилось и обогатило пищевой рацион новогвинейцев.

    Говоря о мясной пище, то папуасы разводили так называемую «океанийскую тройку» домашних животных: свиней, собак и кур, мясо которых употребляли в пищу. Часть мясного рациона давала охота ни дикую свинью, казуара, кускуса, крокодила, птицу носорога. Также употреблялись в пищу большие ящерицы, змеи, различные насекомые и их личинки. Рыба и моллюски были обыденными продуктами питания. Из дневниковых записей Н.Н. Миклухо-Маклая видно, что бонгуанцы умели готовить много блюд и знали разные способы кулинарной обработки продуктов (варка, копчение, запекание, жарение). Дневниковые записи Н.Н. Миклухо-Маклай позволяют нам даже 150 лет спустя представить процесс приготовления пищи новогвинейцами: «После обеда ходил в Горенду и застал папуасов за приготовлением [Было начато: варен.] ужина. Туй чистил, сидя на столе, картофель, перед ним на костре стояли обложенные [подпертые] камнями два горшка, один большой (1 1/2 фут. в диаметре), другой поменьше, и оба были закрыты листьями, а сверху листьев, образуя крышку, лежала кокосовая скорлупа. В горшках варилась рыба и картофель. Каждая рыбка была завернута в свежие листья, картофель лежал незавернутый, все это варилось без воды  парилось».

    В наши дни на Берегу Маклая растительная продукция по-прежнему сильно превалирует над мясной. Основными культурами являются кокосовая пальма, ямс, таро, батат, бананы и сахарный тростник. Бананы принадлежат к одному из овощных сортов, которые употребляются в пищу после термической обработки. Из внедренных Н.Н. Миклухо-Маклаем растений по-прежнему весьма популярны у бонгуанцев папайя и кукуруза. Домашних свиней окончательно перестали разводить (так как они вытаптывали посевы огородных культур), но ведется охота на диких свиней. Кур продолжают содержать, но их мясо, как и свинина, остается больше праздничным угощением. На диких птиц охотятся по-прежнему, но их мясо также не являются элементом повседневного рациона. Рыба и моллюски остаются наиболее частым источником животного белка. Полностью вышли из употребления насекомые и паукообразные. Помимо воды и сока кокосов, наиболее распространенным напитком является чай (приобретается в Маданге). Из свежей папайи в некоторых семьях изготавливают сок.

    Н.Н. Миклухо-Маклай был не только отважен, добр и справедлив, но и привез обитателям Берега Маклая, жившим в так называемом «каменном веке», первые стальные топоры и ножи. «Можно было видеть, как железо легко вытесняет употребление раковин и камня как орудий. Небольшой обломанный гвоздь, тщательно плоско обточенный на камне в виде долота, в руках искусного туземца оказался превосходным инструментом для резьбы прямолинейных орнаментов» — гласит запись в экспедиционном дневнике Н.Н. Миклухо-Маклая от 22 августа 1872 г. Папуасы сразу же высоко оценили преимущества железных топоров и ножей, которые они получали у Маклая в обмен на деревянные статуи предков (телумы), ручные барабаны (окамы), большие сигнальные гонги (барумы), и пытались к рукояткам традиционных топоров прикреплять вместо обтесанного камня заточенные куски железа. Остроконечные гвозди они стали использовать в качестве шила, осколки бутылочного стекла — для бритья, «полирования дерева и резьбы украшений». Для жителей прибрежных деревень Берега Маклая металлические изделия и бутылки превратились также в престижные предметы меновой торговли с обитателями отдаленных селений. До прибытия Н.Н. Миклухо-Маклая, жители северо-востока Новой Гвинеи делали все украшения из камня, обточенного в виде топора, костями, осколками раковин или кремнем, но при этом строили хижины, лодки и вырезали на них красивые орнаменты.

    В XXI в. жизнь и быт коренных жителей Берега Маклая не претерпел каких-либо существенных изменений. Несмотря на проникновение предметов современного западного мира, папуасы северо-востока Новой Гвинеи бережно хранят многие из своих традиций. Их самобытная культура под давлением инноваций не растворилась полностью и гармонично уживается с новшествами, такими как радио, мобильные телефоны, солнечные батареи, современная посуда для приготовления пищи. Более того, многие местные жители очень трепетно относятся к своей этнокультурной идентичности и всеми силами прививают ее молодому поколению.

    Встреча с охотниками, войнами о. Новой Гвинеи

    150 лет назад, в период экспедиций Н.Н. Миклухо-Маклая на северо-восточное побережье Новой Гвинеи, охота занимала важное место в жизни папуасов деревень Горенду, Бонгу, Гумбу и др. Охотились в основном на диких свиней и птиц. В XXI в. ситуация немного изменилась, но охотничьи традиции продолжают жить на Берегу Маклая.

    В ходе своих экспедиций Н.Н. Миклухо-Маклай также охотился, причем как в одиночку, так и с коренными жителями. Ученый прибегнул к охоте, так как его дневной рацион (стакан кофе утром с небольшим количеством таро, вареного или печеного, и немного бобов, таро и чашка чаю за обедом) был недостаточным для ежедневных продуктивных исследований. Согласно дневниковым записям Николая Николаевича, охота на Берегу Маклая «не оказалась трудно так как птицы, еще не знакомые с действием огнестрельного оружия, не боязливы» и подпускали ученого очень близко. Ученый отмечал, что ходить на охоту каждый день нерационально, поэтому каждый раз брал по две птицы, пусть это и не всегда получалось.

    Коренные жители Берега Маклая охотились иными средствами: с помощью копий, луков и стрел, которые делали из бамбука, тростника или ареки. К тому же, специально для охоты новогвинейцы сооружали ловушки с приманкой. В наши дни способы охоты на Берегу Маклая практически идентичны, разве что копья теперь делают с железным наконечником, но лук и стрелы с разнообразными наконечниками из дерева и бамбука практически аналогичны предметам из маклаевской коллекции XIX в.

    Н.Н. Миклухо-Маклай обладал высоким статусом и авторитетом среди населения прибрежных деревень, посему принимал участие в настоящей охоте вместе с жителями Бонгу. Один из таких эпизодов, произошедший 13 июля 1872 г., ярко запечатлен в экспедиционных дневниках путешественника:

    «Не было еще 11 часов, я и не думал собираться на новую для меня охоту, как вдруг послышались приближающиеся голоса, и затем скоро явились несколько жителей Бонгу в полном воинском убранстве, с туго натянутыми луками и множеством вновь заостренных стрел разного рода. Каждый имел по 2 копья, концы которых были натерты красной землей, как бы уже покрытые кровью: кроме развевающихся на голове перьев, в волосах красовались алые цветы китайской розы; за сагю были заткнуты ветки с красно-желтоватыми листьями видов Coleus или длинные темно-красные листья Colodracon. При каждом движении все эти украшения развевались и производили блестящий, своеобразный эффект. Пришедшие, за мною объявили, что унан уже горит и что следует идти немедленно. Накинув на себя охотничью сбрую и захватив кое-что на завтрак, я отправился, сопровождаемый пестрою свитою.

       Пройдя ближайшею тропинкой лес и подходя к опушке, я услышал шум, похожий на плеск водопада, масса воды которого то увеличивается, то уменьшается. Выйдя из леса, я увидел в сотне шагов у самой земли полосу огня, которая удалялась от нас, оставляя по себе черные обгорелые следы унана и груды легкого пепла. Столбы дыма поднимались около Горенду, далеко на юго-запад, у самого края, около Бонгу и с другой стороны, на восток за Гумбу, около берега реки Габенеу. Пожар только еще начинался, и мы расположились в тени у опушки леса. Я принялся завтракать <…>. Через 3/4 часа огонь отодвинулся от опушки приблизительно на 1/2 мили и благодаря NW гнал дым в противоположную от нас сторону.

       Мы пошли по сожженой поляне, которая оказалась далеко не такою ровною, как я себе ее воображал: она вся, насколько я мог обнять глазом, была покрыта кочками фут около 5 вышиною и приблизительно фут 10 или 12 в диаметре у основания. Эти кочки были неравной величины и состояли из земли и мелких камней. Происхождением своим они, вероятно, обязаны земляным постройкам Maleus. В лесу находятся подобные же tumuli [Холмы, кучи, груды (лат.).], но реже.

       Мы подошли шагов на 10 к линии огня, и каждый из нас избрал себе кочку для наблюдения; таким образом, параллельно огневой линии образовалась цепь охотников, следящих за движением пламени и готовых напасть на добычу. Пожар то увеличивался, то уменьшался; по временам целая стена буро-белого дыма поднималась к небу и пламя большими языками неслось по ветру; порою же пламя почти что потухало, пелена дыма разрывалась, открывая вид далеких гор и ближайшего леса. Вдруг неожиданно дым столбом поднимался вновь, двигался, ложился, и пламя тонкими змейками вилось над почерневшею землей.

       Туземцы, стоя в воинственных позах, луки и стрелы в левой руке, а в согнутой правой  копье над плечом наперевес, острием вперед, внимательно следили за движением пламени, желая каждый первым открыть неприятеля. Несколько мальчиков лет 1011, с миниатюрными луками и копьем, также стояли немного поодаль от отцов и служили живым примером тому, как наука папуасской жизни передается из поколения в поколение.

       Сухой унан трещал, вспыхивал, падал; иногда порыв SO гнал массу дыма на нас; легкий пепел травы влетал нам в нос, заставляя чихать и кашлять. Иногда огонь, точно недоумевая, кидался в разные стороны, возвращался назад и прибавлял духоту к жаре уже и без того палящего солнца. Очень утомившись, я положительно заснул бы стоя, если бы по мере удаления огня голос соседнего часового не напомнил мне, что надо идти вперед. После томительных 2 часов мы дошли до противоположной стороны. Наша линия сошлась с встречной линией; взоры туземцев, внимательно исследуя почерневшую поляну, ничего не находили, и когда последние стебли вспыхнули и потом мелким дождем пепла разлетелись по воздуху, я услышал от ближайшего охотника неутешительное «буль-ареп» (свиньи нет). Мы сошли со своих кочек; несколько жителей Гумбу, образовавших противную линию, тоже заявили, что ничего не видали.

       Я остановил одного из них, за спиной которого, привязанное к копью, висело новое для меня животное, похожее на большую крысу. Я занялся рассматриванием его: волосы были интересны тем, что походили на плоские иглы, хотя и эластичные. Они были отчасти опалены, так же как ноги и морда, а высунутый язык немного обуглен. Животное, вероятно, задохлось от дыма. Я рассматривал его острые зубы, как вдруг крик отошедших в сторону туземцев: «Буль, буль!» заставил меня оглянуться.

       В сотне шагов, лавируя между многочисленными копьями, которые со всех сторон вонзались в землю, бежала большая свинья. Я выхватил двуствольное ружье из рук туземца, который держал его, пока я рассматривал новое для меня животное. Подпустив свинью шагов на 20, я выстрелил. Пуля пробила ей грудь, но ниже сердца. Свинья пошатнулась, однако кинулась в сторону и пробежала мимо меня. Я снова прицелился и раздробил ей заднюю ногу. Свинья остановилась на несколько секунд, но, видя мое наступательное движение, снова отбежала на несколько шагов. Вынув револьвер, я стал подходить. Животное, поднимая верхнюю губу и показывая почтенные клыки, издавало глухое рычанье. С каждым выстрелом я подходил ближе и остановился шагах в 6 от свиньи, которая свалилась на сторону, но иногда все еще приподнималась и показывала клыки. Подбежавшие туземцы не дали мне времени выстрелить: один копьем пробил ей бок; другое копье пролетело мимо, а из трех стрел одна («палом»  с широким плоским бамбуковым концом) вонзилась в шею животного. Оно имело еще настолько силы, что несколькими движениями освободилось от копья и стрелы, конец которой остался в ране. Желая покончить с нею, я подошел с противоположной стороны, хотя охотники и кричали мне, чтобы я не подходил, и, выбрав момент, вонзил свой длинный нож по рукоятку ей в бок. немного позади передней оконечности. Струя теплой крови покрыла мою руку, и животное окончательно свалилось. Окружившие нас туземцы единогласно объявили свинью моею и стали расхваливать мое «табу» и меня самого.

       Далекие крики возвестили о том, что можно рассчитывать еще на добычу. Я снова зарядил ружье. Охотники один за другим удалились, раздраженные первою неудачею. Я же, найдя удобную кочку, сел и стал ожидать. Вдали слышались крики: «Буль, буль, буль!» Голоса издали призывали меня. Затем туземцы вернулись и рассказали мне, что там было еще 2 свиньи, но они ушли, потому что не было меня и моих «табу». Партия людей Бонгу пришла объявить, что они убили одну свинью, но что при этом Саул, которого она повалила, был так ею искусан, что бок, рука, голова и глаз были все в крови, когда его отвели в Бонгу. В свою очередь мои спутники рассказали о наших похождениях, о «табу» и о большом буль Маклая. Мы отправились к убитому животному, и на вопрос, куда его нести, я сказал, что беру голову и заднюю ногу себе, а прочее отдаю людям Бонгу [Горенду], что, оставив ружье дома, я пойду в Бонгу перевязать раненого Саула и что приглашаю всех ко мне <…>. Все остались довольны, и мы двинулись вперед <…>».

    Современным российским исследователям, прибывшим на Берег Маклая в 2017 г., также посчастливилось принять участие в охоте на диких свиней. По воспоминаниям И.В. Чининова, этнолога экспедиции: «Охотник по имени Ялла утром одного дня взял меня с собой. Он вручил мне огромное копье с бамбуковым древком и железным наконечником, а у него было копье целиком изготовленное из железа. Ялла мне сообщил, что на диких свиней охотятся только при помощи копий. Нас сопровождали три его охотничьи собаки, которые обнаруживали свиней в густой чаще. На этот раз нам не удалось обнаружить животных, но я уверен, но только по причине того, что я выбрал позднее время выхода на охоту. Обычно она проводится в раннее утро».

    Рыбалка, лодки-пироги.

    Как во времена Н.Н. Миклухо-Маклая, так и 150 лет спустя, в XXI в., лодки-пироги традиционно использовались коренными жителями Берега Маклая. Для большей устойчивости лодки были оснащены аутригером (балансиром) и использовались для рыбалки и перемещения между островками у побережья о. Новая Гвинея.

    Рыба — главный источник белка для жителей Берега Маклая, однако рыбалка по-прежнему производится традиционными методами. Издревле папуасы ловят рыбу помощью небольшого удилища, используя в качестве наживки мелких рачков, собранных в мокром песке, или специальных стрел и копий, которыми поражают рыбу в воде. По ночам новогвинейцы рыбачат с помощью лучения (распространённый вид охоты или рыбалки в тёмное время суток с использованием яркого источника света). На ловлю рыбы выходят на небольших весельных каноэ с аутригером. Процесс рыбной ловли нашел свое отражение и в экспедиционных дневниках Н.Н. Миклухо-Маклая: «Наблюдал долго, как сын Туя, мальчик лет 15, стрелял из лука в рыбу, но очень неуспешно, не попал ни в одну. Стрелы исчезали на секунду в воде, а затем выплывали на поверхность, стоя в воде перпендикулярно. Затем они снова были собраны охотником. Стрелы эти отличаются от обыкновенных тем, что имеют вместо одного острия несколько: четыре, пять, иногда и более; острие сделано из твердого дерева и всажено в длинный тонкий тростник» — гласит запись путешественника от 20 октября 1871 г. Предметы из железа, которые впервые появились на Берегу Маклая благодаря русскому ученому, также стали активно использоваться в рыбалке. Папуасы стали использовать рыболовные снасти из железа, в том числе крючки. Наконечники копий и стрел также постепенно делались из железа.

    Интересно, что одной из особенностей второй экспедиции Н.Н. Миклухо-Маклая на северо-восточное побережье Новой Гвинеи (1876—1877) стали многочисленные походы исследователя вглубь джунглей и вдоль побережья острова. По суше Николай Николаевич передвигался пешком, между островками — на небольших лодках-пирогах с аутригером, — в то время как длительные путешествия совершались Миклухо-Маклаем — на вместительных папуасских парусных судах под названием «ванг». Этими судами с кабинами, защищающими от проливных дождей и тропической жары, управляли лидер деревни Каин и другие друзья исследователя с острова Били-Били, которые вели меновую торговлю глиняными горшками, производившимися на островке, с племенами Берега Маклая. В результате путешественнику удалось посетить более двадцати деревень, расположенных в разных частях Берега Маклая. Свидетельства об уникальных судах билбилцев также дошли до нас благодаря дневниковым записям Николая Николаевича: «Эти пироги <…> имеют довольно поместительную хижину на платформе, так что в одной из таких пирог я мог не только уместить все мои вещи, включая даже и висячую керосиновую лампу, но нашел место и для стола, и для моего небольшого кресла. В хижине же другой пироги поместился Сале со всеми кухонными принадлежностями <…> Каждым вангом управляло двое людей; один из них управлял парусом, другой — рулем. Один ванг принадлежал моему старому приятелю Каину, другой — Кисёму, очень энергичному, но, к сожалению, чересчур болтливому жителю Били-Били. Люди этой деревни из поколения в поколение ежегодно по нескольку раз совершают путешествия вдоль северо-восточного берега до деревни Телята; они изучили эту местность, господствующие ветра, периодичность их, течение, самые удобные пристани вдоль берега и т.д. Поэтому было вполне естественно, что я предоставил моим спутникам всю мореходную часть экспедиции, уговорившись только, что мы будем останавливаться в каждой деревне столько времени, сколько это будет для меня необходимо. Каин и Кисём объяснили мне, что все переходы из деревни в деревню вдоль берега мы будем делать по вечерам или по ночам, пользуясь береговым ветром, который дует равномерно каждую ночь, начинаясь через час или два по заходе солнца и продолжаясь до рассвета».

    В самом начале XX в. жители о. Били-Били подняли восстание против немецких колонизаторов из-за чего были насильственно переселены на побережье Новой Гвинеи. Теперь деревня Били-Били находится неподалеку от поселений Горенду, Бонгу и Гумбу. Потомки билбилцев сохранили навыки производства глиняной посуды, но их замечательные ванги, описанные и зарисованные Н. Н. Миклухо-Маклаем, уже давно перестали быть частью культуры. Их сменили лодки-пироги с аутригерами, которые отличают легкость и быстрота производства. Тем не менее изготовление и лодок-пирог требует определенных умений, и этим занимаются специальные довольно редкие мастера Берега Маклая. Длина корпуса современных пирог, выдолбленных из одного ствола, варьируется в размерах, но самые большие лодки вмещают не более 4 человек. Хранят их прямо на берегу и окрашивают в яркие цвета — желтый, зеленый, голубой. Во времена Н.Н. Миклухо-Маклая лодки были натурального древесного цвета. Более того, располагаясь на веранде своей хижины, путешественник часто наблюдал коренных жителей на их пирогах во время как дневной, так и ночной рыбалки.

    3 октября (20 сентября по старому стилю) 1871 г. Н.Н. Миклухо-Маклай впервые высадился на северо-восточном побережье Новой Гвинеи (Берег Маклая), где еще не ступала нога европейца. Затем исследователь еще дважды совершал экспедиции в эти места (в 1876—1877 и 1883 гг.). Миклухо-Маклай подружился с коренными жителями новогвинейских деревень (Горенду, Бонгу и Гумбу), выучил их язык, установил с ними добрые отношения, а также активно проводил этнографические и антропологические исследования. Дневники Н.Н. Миклухо-Маклая и по сей день остаются непревзойденным источником по этнографии Новой Гвинеи.

    Хижина Н.Н. Миклухо-Маклая была расположена на мысе Гарагасси (мыс Уединения), так как это место показалось русскому ученому вполне удобным из-за близости к воде, уединенности, а также из-за близкого расположения тропинке, соединявшей деревни жителей Берега Маклая. Миклухо-Маклай выстраивал контакт с коренными жителями, людьми так называемого «каменного века», которые еще не знали, что такое железо, на уважении к их культуре и образу жизни. По прибытии на северо-восточное побережье Новой Гвинеи ученый решил идти в одну из деревень, чтобы познакомиться с папуасами поближе. Несмотря на то, что русский ученый не знал, какого рода прием его там ожидает, он решил идти туда невооруженным, ведь шел с благими намерениями. Как только Миклухо-Маклай вошел в деревню, его встретила группа вооруженных копьями и луками папуасов. В сторону ученого даже полетели две стрелы! Чтобы убедить коренных жителей в мирных намерениях Миклухо-Маклай не ответил агрессией, а принес туда циновку (плетёный настил), лег на нее и заснул. Проспав 2,5 часа и открыв глаза, он увидел нескольких папуасов, сидящих вокруг циновки. Они были смотрели на него уже не так угрюмо, а наоборот, очень удивленно.

    Жители Берега Маклая относились к русскому ученому как к обожествленному духу предков. Однажды двое папуасов вместе в очередной пришли к хижине Н.Н. Миклухо-Маклая, а тот решил «сделать опыт над их впечатлительностью». Исследователь взял блюдечко из-под чашки чая, налил туда воды, сам отпил немного и дал попробовать одному из папуасов, который также убедился, что это была вода. Затем прилил к воде на блюдечке несколько капель спирта и зажег его, после чего новогвинейцы открыли рот, подняли брови, отступили на несколько шагов, а затем и вовсе убежали в деревню. Потом они показались снова, но на этот раз с жителями окрестных деревень. Папуасы упрашивали показать, «как горит вода». Когда Миклухо-Маклай исполнил эту просьбу большинство бросилось бежать, прося русского ученого «не зажечь моря». Когда напряжение спало, новогвинейцы после такого зрелища неустанно приглашали путешественника к себе в деревни.

    «Странно, но почти все жители побережья не знают никакого способа добывать огонь, поэтому они всегда и везде носят с собою горящие или тлеющие головни <…> когда я спрашивал их об этом, то они положительно не понимали моего вопроса и даже находили его смешным. Они говорили, что если у одного погаснет огонь, то он найдется у другого; если во всей деревне не будет огня, то найдется в другой», – отмечает в своих экспедиционных дневниках Н.Н. Миклухо-Маклай. По сей день жители Берега Маклая добывают огонь точно так же, как и много сотен лет назад. С момента экспедиций Миклухо-Маклая на далекий остров Новая Гвинея прошло почти полтора века. Собранный русским ученым-гуманистом фактический материал по сей день актуален для науки и повседневной жизни. Жители Берега Маклая также бережно хранят в своих сердцах память о Н.Н. Миклухо-Маклае, который всю жизнь следовал принципам уважения к культуре и традициям народов мира.

    РАБОТА НАД МАКЕТОМ. ОТ ОБЩЕЙ ИДЕИ ДО ДЕТАЛЕЙ.

    Берег Маклая – экспонат, который создан по задумке Миклухо-Маклая-младшего на основе дневниковых записей ученого XIX века и путешествует по музеям России в составе тематических выставок. Он во всех деталях отражает жизнь Миклухо-Маклая и папуасов того времени (1871-1872) и, основываясь на рисунках, сделанных ученым в период экспедиций, точно повторяет даже черты лица каждого участника.

    Тип макета: «островной», со свободным осмотром со всех 4-х сторон, исполнен в масштабе 1:20. |  Габариты макета: 111х111х80 см. | Персонажи созданы с использованием 3d-моделирования.

    Меню