Экспедиция 1971 г. на Берег Маклая
В конце XIX–начале XX в. экспедиции русских ученых в Океанию прекратились. Но уже в середине 1920-х гг. в СССР стали появляться планы по продолжению изучения южной части Тихого океана. Однако из-за политических проблем, а затем начавшейся Великой Отечественной войны все работы в этом направлении были прекращены. Только в первые послевоенные годы поступившее в распоряжение АН СССР судно «Витязь» (названное так в 1949 г. в память о двух одноименных российских корветах, построенных в 1862 и 1884 гг., первый из которых в 1871 г. доставил Н.Н. Миклухо-Маклая на берег Новой Гвинеи) стало совершать регулярные рейсы в Тихий океан, сначала в северные, а затем и в южные широты. Но эти экспедиционные рейсы носили преимущественно океанологический характер. Тем не менее «Витязь» дважды посещал Берег Маклая. Первый раз, в апреле 1966 г., он простоял в городе Маданге пять суток для заправки топливом, питьевой водой и провиантом. В декабре 1970 г. «Витязь» снова посетил Берег Маклая и зашел на несколько часов в бухту Константина (где расположена деревня Бонгу, около которой жил и вел научно-исследовательскую работу Н.Н. Миклухо-Маклай в 1870-х гг.). На мысе Гарагасси, где стояла хижина знаменитого ученого, участники океанологической экспедиции установили памятную табличку на русском и английском языках на бетонной плите, специально привезенной для этого случая.
Первая научная этнографическая экспедиция в XX в., приуроченная к 100-летию высадки Н.Н. Миклухо-Маклая на остров Новая Гвинея и 125-летию со дня его рождения, прибыла на Берег Маклая на судне «Дмитрий Менделеев» в 1971 г., спустя год после визита «Витязя».
1970-е гг. стали одной из важных вех в развитии отечественной океанистики, так как у советских этнографов появилась наконец возможность провести полевые исследования в ходе организованных в те годы двух рейсов научно-исследовательского судна «Дмитрий Менделеев». В задачи входило проведение комплексных этнографических полевых работ на различных островных группах Океании и в первую очередь на Берегу Маклая, а также подготовка плацдарма для более длительных исследований образа жизни и культуры, хозяйственного уклада, социальной организации, материальной культуры, религиозных представлений, фольклора, системы образования и др.
Отплытие «Дмитрия Менделеева» из Владивостока было запланировано на июнь 1971 г. С января по май в Институте океанологии, Институте этнографии и других научных учреждениях (Зоологический и Ботанический институты АН СССР, Институт антропологии МГУ, Дарвиновский музей и др.), сотрудникам которых предстояло принять участие в рейсе, велась напряженная подготовка к уникальной экспедиции.
Первым делом надо было решить вопрос формирования команды экспедиции: кто войдет в этнографический отряд, кто станет его руководителем? В стране тогда было немало этнологов-океанистов, но большинство из них не могло выезжать за рубеж по разным причинам. В итоге экспедицию возглавили выдающийся ученый Даниил Давидович Тумаркин и его коллега Николай Александрович Бутинов, известный специалист по этноокеанистике, защитивший в 1970 г. докторскую диссертацию на тему «Папуасы Новой Гвинеи». К тому же он раньше других членов отряда стал серьезно изучать биографию и научные труды Н.Н. Миклухо-Маклая.
Даниил Тумаркин тогда уже сделал себе имя в этнографии и довольно далеко продвинулся в изучении жизни и трудов знаменитого ученого-путешественника. Но у него не было опыта работы в «поле» – ни одного выезда! – а потому необходимо было прежде всего включить в отряд опытного этнографа-«полевика». Критерии отбора были такие: физически здоровый человек, уже выезжавший за рубеж, притом способный за короткое время войти в курс дела и подготовиться к изучению круга проблем. Выбор пал на Владимира Басилова, специалиста по шаманству Центральной Азии.
Еще одним этнографом-«полевиком», включенным в отряд, стал сотрудник ИЭ Михаил Крюков. Специалист по этнографии Восточной и Юго-Восточной Азии, особенно Китая, и некоторым проблемам общей этнографии, он проходил стажировку в Китае и имел опыт общения с иностранными учеными. Как шутил Михаил Васильевич, он не только работал в Институте этнографии имени Миклухо-Маклая, но и жил в Москве на улице, названной в честь этого ученого. Как он мог отказаться от предложения отправиться в экспедицию по следам отважного путешественника?!
В состав отряда было решено включить антрополога и фольклориста. Так, в экспедицию пригласили Олега Павловского – сотрудника Института антропологии МГУ. Также нашелся и первостатейный фольклорист – Борис Путилов, сотрудник Ленинградского отделения ИЭ. Его «коньком» был фольклор южных славян, для изучения которого он неоднократно выезжал в Восточную Европу. Однако Борис Путилов, как и Даниил Тумаркин, тоже «заболел» Миклухо-Маклаем.
Известно, что во время своих путешествий в 1870–1880-х гг. Н.Н. Миклухо-Маклай составлял словарики языков изучаемых им народов. Чтобы продолжать и развивать эти этнолингвистические изыскания, Н. А. Бутинов рекомендовал включить в отряд экспедиции сотрудника отдела Африки Ленинградского отделения ИЭ Николая Гиренко. До поступления на работу в ИЭ он два года работал переводчиком в Танзании, отлично владел английским и одним из наиболее известных языков Африканского континента – суахили, и в целом легко осваивал новые языки. Николаю Михайловичу предстояло помогать Бутинову в изучении этнолингвистической ситуации в Океании, и прежде всего на Берегу Маклая.
Рейс научно-исследовательского судна «Дмитрий Менделеев» в 1971 г. был посвящен двойной годовщине: столетию со дня первой высадки на северо-востоке Новой Гвинеи Н.Н. Миклухо-Маклая и 125-летию со дня его рождения.
Этнографический отряд экспедиции состоял из восьми ученых: Д.Д. Тумаркин (руководитель отряда), В.Н. Басилов, Н.А. Бутинов, М.В. Крюков, Н.М. Гиренко, О.М. Павловский, Б.Н. Путилов, И.М. Меликсетова (историк-океанист из Института востоковедения РАН). Кроме того, к отряду были прикомандированы кинодокументалисты В.Г. Рыклин и А.Н. Попов. Капитаном корабля был М.В. Соболевский, а начальником экспедиции – океанолог А.А. Аксенов.
Экспедиция покинула Владивосток 17 июня 1971 г. и направилась в южные широты. 27 июня судно зашло на четыре дня в Сингапур и затем взяло курс к берегам Новой Гвинеи. 8 июля «Дмитрий Менделеев» прибыл в Маданг – портовый город в непосредственной близости от Берега Маклая, где на борт поднялся в качестве «куратора» сотрудник местной администрации австралиец Крейг Саймонс.
На следующий день, 9 июля, «Дмитрий Менделеев» бросил якорь в бухте Константина (ныне – Мелануа). Была спущена шлюпка, и этнографический отряд направился к берегу. На корабле, стоящем на рейде примерно в 3 милях от Бонгу, был объявлен приказ: чтобы не мешать работе этнографов, другим участникам экспедиции и членам экипажа судна запрещалось без особого разрешения посещать эту деревню. Тем временем на берегу собралась толпа. Папуасы настороженно и хмуро смотрели на приближающуюся шлюпку. Однако их настроение резко изменилось в лучшую сторону, когда они услышали: «О тамо, кайе! Га абатра симум» («О люди, здравствуйте! Мы с вами братья»).
То, что некоторые члены отряда в некоторой степени могли изъясняться на местном языке, произвело на папуасов сильное впечатление. На этом языке тогда говорили только в деревне Бонгу. Австралийские колониальные чиновники, иногда посещавшие деревню, не знали этого языка и общались с бонгуанцами на ток-писине (англо-туземный гибридный язык, сегодня – один из трех официальных языков Папуа – Новой Гвинеи наряду с английским и хири-моту). А сейчас они увидели странных белых людей, говоривших на их родном языке. Но когда бонгуанцы узнали, что эти люди прибыли из таль Маклай («деревни Маклая»), как они привыкли называть Россию, их радость и удивление возросли еще более. Бонгуанцы охотно отвечали на вопросы советских этнографов и всячески им помогали. Исследователям не требовалось преодолевать психологический барьер, так как 100 лет назад это уже сделал Н.Н. Миклухо-Маклай. В ходе четырехдневной полевой работы ученые установили, что бонгуанцы сохранили многие основные черты своей самобытной культуры, а элементы западного влияния были наложены на традиционный уклад жизни.
Так, основой хозяйства оставались подсечно-огневое земледелие и рыболовство. Прежними были земледельческие орудия труда (деревянный кол – саб и деревянная лопатка – удья саб), широко распространены циновки из пальмовых листьев, посуда из дерева и скорлупы кокоса, а также глиняные горшки, которые, как и при Маклае, бонгуанцы приобретали в прибрежной деревне Били-Били. На рыбную ловлю жители Бонгу выходили в традиционных лодках-долбленках с аутригером (балансиром), но при этом использовали железные рыболовные крючки, а наконечники бамбуковых острог изготовляли из гвоздей.
С другой стороны, ослабли значение и сплоченность кланов (вемуну), возросла роль малой семьи. В Бонгу появились миссионерская начальная школа, церковь (большой деревянный сарай с крышей из пальмовых листьев), три маленьких лавочки наподобие киосков, которые были почти все время закрыты, а их владельцы занимались земледелием и рыболовством наравне с другими бонгуанцами. У местных жителей были в широком употреблении металлические топоры, пилы и ножи, они носили одежду европейского покроя из покупных тканей, но по-прежнему ходили босиком, использовались керосиновые лампы (когда были в наличии деньги на керосин). Староста деревни располагал транзисторным приемником. Основным источником денежных поступлений была продажа австралийским скупщикам копры (сушеная мякоть кокосовых орехов).
Некоторые мужчины уходили работать на крупные плантации, принадлежавшие австралийским компаниям. Полученные деньги шли на уплату подушного налога, церковного сбора, на плату за обучение детей в школе, на покупку риса, тканей, керосина и т. п.
Христианство было принято бонгуанцами только поверхностно и причудливо переплеталось с традиционными верованиями. Память о Маклае у бонгуанцев сохранялась и передавалась из поколения в поколение, так как предания о нем стали важной частью местного фольклора и религиозных воззрений. Бонгуанцы также помнили, что именно Николай Николаевич привез первые стальные топоры и ножи, многие новые для них культурные растения, подарил бычка и телку. Эти исторические факты запечатлелись не только в их коллективной памяти, но и в бонгуанском языке, в который вошли несколько фонетически измененных русских слов: схапор (топор), гугрус (кукуруза), абрус (первоначально – арбуз, а впоследствии, когда арбузы перестали культивировать, – дыня), бика (бык). Кроме того, к местным названиям некоторых культурных растений, привезенных русским ученым, стало принято прибавлять его имя: дьигли Маклай (огурец), валю Маклай (тыква) и т. п. Члены этнографического отряда записали на магнитофонную ленту три варианта предания о Миклухо-Маклае (два на ток-писине, один на бонгуанском). Были записаны и их переводы на английский язык. Прекрасно сохранились традиционные музыкальные инструменты, включая те из них, которые играли важную сакральную роль в обрядовой жизни бонгуанцев. В Бонгу действовала одна начальная миссионерская школа, принадлежавшая к типу «Т» – так называемых «территориальных школ», программы которых предназначались для обучения коренного населения. Кроме таких школ в районах, где преобладало европейское и азиатское население, были школы, работавшие по австралийским образовательным программам. Там учились дети, хорошо знавшие английский язык. В бонгуанской школе было 5 классов вместо 7, что являлось следствием нехватки дипломированных преподавателей из числа коренного населения. Это было вызвано главным образом неразвитостью на острове среднего и профессионального образования. В последний день пребывания этнографов в деревне папуасы устроили в их честь грандиозный праздник с песнями, танцами и пантомимами. На это мероприятие прибыли другие участники экспедиции и члены экипажа.
Особенно яркой и запоминающейся была пантомима, повествующая о первом появлении Н.Н. Миклухо-Маклая. Вот как описывал это событие Н.А. Бутинов: «В деревне бьют в сигнальный барабан – толстое, выдолбленное бревно, длиной метра два. Звуки разносятся далеко и возвещают о том, что скоро на берег высадится тамо русс Маклай. Мы выходим на берег. Макинг и еще два папуаса, разрисованные, разукрашенные, с копьями, луками и стрелами, с перьями в волосах и с браслетами, уже готовы начать представление. Подходит, стрекоча мотором, капитанский катер. Тамо русс Маклай прыгает в воду, выходит на песчаный берег и начинает свой путь к мысу Бугарлом. Маклая изображает, как и договорились, наш капитан. Память папуасов несовершенна. В первый свой приезд Маклай шел к мысу Гарагаси, а не к мысу Бугарлом. Быка и корову, страх перед которыми Макинг и его друзья так удачно изображают, он привез не в первый раз и даже не во второй, а в третий. Но разве это важно? Маклай идет спокойно, медленно, а папуасы целятся в него из лука, замахиваются копьями, отступают, падают, прячутся за деревьями. В глазах капитана я вижу некоторое беспокойство. Макинг натягивает тетиву до отказа и целится ему, по всем правилам реализма, в лицо. Вряд ли кому-либо из профессиональных актеров придется играть роль Маклая в таких условиях. Задень Макинг локтем за ветку дерева, пальцы отпустят тетиву, и стрела полетит в цель. Маклай не раз попадал в такие переделки и выходил из них с честью. Наш капитан решил сыграть свою роль столь же реалистически, как папуасы – свои. Он спокойно дошел по тропинке до строящейся церкви, свернул направо, спустился к берегу на мыс Бугарлом, где стояла хижина Маклая в 1876–1877 гг. Здесь представление закончилось под бурные аплодисменты и возгласы многочисленных жителей деревни, членов экипажа и экспедиции». После праздника бонгуанцы нанесли ответный визит на борт «Дмитрия Менделеева», где им провели экскурсию по кораблю. 13 июля этнографический отряд был отвезен на судно, после чего оно направилось в Маданг.
Советскими этнографами был собран огромный материал по культуре и обычаям жителей Берега Маклая. Их результаты были изложены в нескольких монографиях и ряде статей, опубликованных в различных научных журналах. В 1975 г. вышла коллективная монография «На Берегу Маклая. (Этнографические очерки)», посвященная хозяйственному укладу, материальной культуре, языкам, антропологическому типу жителей деревни Бонгу. В 1972 г. вышел документальный фильм «К берегам далекой Океании», созданный на основе материалов, отснятых кинооператорами экспедиции.